некоммерческий независимый интернет-проект
УДМУРТОЛОГИЯ
удмуртский научно-культурный информационный портал
главная страница
новости портала
поиск

наши проекты

Изучение
удмуртского языка


Удмуртские шрифты и раскладки

Первый
удмуртский
форум


Каталог
удмуртских
сайтов


Удмуртский национальный интернет

Научная
библиотека


Геральдика
Удмуртии


Сайт Дениса
Сахарных


обратная связь
благодарности

дружественные
проекты

Википедия
удмурт кылын


Научный журнал
«ИДНАКАР»


Магазин
«Сделано в Удмуртии»


Ethnic Radio

РуссоВекс

Книги Удмуртии –
почтой


Удмурт блог
Романа Романова


UdmOrt.ru

Ошмесдинь
Сайт Дениса Сахарных
curriculum vitae :: научные работы :: публицистика :: блог:: контакты

Комментарий. Опубликовано: Сахарных Д.М. Удмуртский этнический фактор и учреждения высшего образования в Удмуртии // Система высшего образования в социальном развитии Центральной Азии. М.; Иркутск: Наталис, 2007. С. 171–190.

Удмуртский этнический фактор
и учреждения высшего образования в Удмуртии

В национальных республиках России учреждения высшего образования (вузы), помимо своих прямых образовательных функций, исполняют также роль важнейшего звена воспроизводства национальной элиты, и, прежде всего, особого слоя этнически маркированных интеллектуалов — национальной интеллигенции. Национальная интеллигенция не только принимает активное участие в общественно-политической и культурной жизни региона, но обычно пользуется гласными или негласными преференциями в области финансирования, назначения на те или иные административные должности. Региональные власти используют политические и интеллектуальные ресурсы национальной интеллигенции для усиления собственного влияния как внутри региона, так и вовне. Национальная интеллигенция продуцирует такие формы этнически маркированной идеологии, которые в состоянии охватить не только представителей соответствующей этнической общности1, но и иноэтничное население региона.

Разумеется, всё это приводит к актуализации этнического фактора в региональных вузах, зачастую придавая этому фактору системный характер. Действие этого фактора вызывает разного рода последствия, из которых наиболее легко фиксируемым является обычно диспропорция между долей титульных народов в населении субъектов федерации, и долей представителей титульного этноса в таких сферах, как политика, административное управление, культура и образование.

 Ситуация, сложившаяся в системе учреждений высшего образования Удмуртской Республики в связи с действием этнического фактора до сих пор не являлась объектом сколько-нибудь основательных штудий. Дело не ограничивается только недостаточностью существующей историографии: следует говорить о совершенно недостаточной разработке источниковой базы, прежде всего — в отношении сбора статистических данных и работы с архивными материалами. Однако никакое исследование по данной тематике не будет иметь законченного вида, если оно не станет опираться на твёрдую базу историко-архивных документов, нормативных актов и результатов социологических исследований2. В известной степени остроту проблемы и в отношении опубликованных источников, и в отношении создания историографии позволяет снять осуществлённое центром по изучению межнациональных отношений Института этнологии и антропологии РАН издание многотомного проекта “Феномен Удмуртии”3, посвящённое аспектам этнической мобилизации в Удмуртии. Однако задачу специальных исследований в сфере высшего образования авторы перед собой не ставили.

Но, как бы там не обстояло дело с историографией и источниковой базой, некоторые вещи лежат на поверхности. Вполне очевидно, например, что в разных учебных заведениях действие этнического фактора проявляется в количественном и качественном отношении по-разному. Как правило, центром притяжения в деле реализации различного рода этнически маркированных стратегических и тактических схем (о некоторых из них пойдёт речь ниже на примере Удмуртии) является расположенный в региональной столице государственный вуз, содержащий в себе факультеты или отделения гуманитарных наук, в том числе факультет или отделение национальной филологии. Обычно такой вуз носит имя не города, в котором он расположен, а республики (Бурятский университет, Марийский университет и т.п.). В Удмуртии это — Удмуртский государственный университет (открыт в 1931 году как Удмуртский государственный педагогический институт, в университет преобразован в 1972 году).

Предположение об «особых отношениях» между этим вузом и этническим фактором убедительно подтверждается при анализе общественного мнения. Мною были изучены материалы республиканской двуязычной прессы («Удмурт дунне», «Удмуртская правда», «Известия Удмуртской Республики», «День», «Карьера» и др.) в целом за период 1989-2004 годов4. Так или иначе в них затрагиваются разнообразные аспекты функционирования всех удмуртских вузов. Однако в привязке к теме этничности освещается исключительно работа Удмуртского университета (при этом речь, за очень редкими исключениями, шла именно об удмуртской этничности, несмотря на наличие влиятельного татарского меньшинства — около 7% населения республики — впрочем, реализация татарским меньшинством Удмуртии своего права на национальное образование представляет собой отдельный исследовательский интерес).

Какова роль и место Удмуртского университета в региональном социуме? На территории Удмуртии несколько десятилетий подряд (с 1931 года, если считать ранней датой год открытия Удмуртского пединститута) действуют шесть государственных высших учебных заведений — Удмуртский государственный университет (УдГУ), Ижевская государственная медицинская академия (ИГМА), Ижевская государственная сельскохозяйственная академия (ИГСХА), Ижевский государственный технический университет (ИжГТУ) Ижевский факультет Юридического института Министерства внутренних дел России (ИФ ЮИ МВД РФ). Система коммерческих вузов в республике находится пока что в процессе формирования (и, что существенно, решительно не составляет рыночной конкуренции госвузам)5.

Само по себе высшее образование пользуется активным спросом (численность студентов госвузов в Удмуртии в процентном отношении близка к общероссийской, и стабильно превышает численность таких студентов в Татарии и Башкирии6), при этом уровень опеки, которую может себе позволить в отношении вузов республиканское правительство, в целом невелик, чем вузы Удмуртии разительно отличаются, например, от вузов Бурятии или Тувы. Это ещё более повышает значение именно государственных вузов Удмуртии в общественной жизни республики.

Помимо всего прочего, Удмуртский университет является далеко не единственным и даже не главным республиканским вузом, привлекающим абитуриентов — представителей национальных меньшинств. К сожалению, учреждения государственной статистики никак не учитывают этнический состав ни студентов вузов, ни профессорско-преподавательского состава. Таким образом, все цифры, имеющие отношение к этническому составу учащихся и работников вузов, представляют собой неофициальную статистику, за достоверность которой никто не может поручиться. Я счёл возможным использовать наиболее объёмную подборку таких «самопальных» статистических данных, опубликованных в упоминавшемся уже сборнике «Феномен Удмуртии» в силу их внешней правдоподобности (приведённые там соотношения косвенно подтверждаются некоторыми другими наблюдениями). Итак, по мнению авторов сборника, доля студентов-удмуртов в вузах республики в 1998 году варьировалась следующим образом (вузы отсортированы по возрастанию):

Таблица 1.


п.п.

наименование вуза

доля
студентов-
удмуртов, %

1.

Ижевский факультет юридического института МВД РФ

8.1

2.

Ижевский государственный технический университет

10.6

3.

Удмуртский государственный университет

19.5

4.

Ижевская медицинская академия

28.4

5.

Ижевская государственная сельхозакадемия

37.4

6.

Глазовский государственный педагогический институт

40.2

 

всего

23.9

Обрисованная в этих данных картина удачно дополняется при анализе доли удмуртов среди профессорско-преподавательского состава тех же вузов.

Таблица 2.


п.п.

наименование вуза

доля
преподавателей-
удмуртов, %

1.

Ижевский государственный технический университет

9.9

2.

Ижевский факультет юридического института МВД РФ

14.3

3.

Удмуртский государственный университет

15.9

4.

Ижевская медицинская академия

19.5

5.

Ижевская государственная сельхозакадемия

21.5

6.

Глазовский государственный педагогический институт

23.4

 

всего

16.4

Что же делает Удмуртский государственный университет — как видим, далеко не лидирующий по доле студентов-удмуртов — своеобразным символом проявления этничности в области высшего образования, о чём можно заключить по материалам анализа общественных представлений?

Прежде всего, из перечисленных выше вузов, за исключением Глазовского пединститута (который выпадает из общего ряда по той причине, что он ориентирован, в полном соответствии со своим статусом, на подготовку педагогических, в том числе и национальных, кадров, а также на интеграцию работы учебных заведений севера Удмуртии), только Удмуртский государственный университет имеет развитую систему этнически маркированных учебных подразделений.

Наиболее известное и влиятельное из них — факультет удмуртской филологии, формально новое (открыт в 1993 году), но фактически — одно из старейших подразделений Удмуртского университета. В 1932 году была открыта кафедра удмуртского языка и литературы, на базе которой впоследствии возникло удмуртское отделение филологического (в 1957-1964 гг. — историко-филологического факультета) факультета, преобразованное затем в самостоятельный факультет.

Первоначально предполагалось, что кафедра, в связи с переводом школьного образования на родной язык, должна будет обеспечить школы не только квалифицированными кадрами, но и необходимой учебной литературой. Однако, начиная с середины 50-х годов, удмуртское отделение приобретает другое назначение, окончательно закрепившееся с преобразованием Удмуртского пединститута в университет. Первоначальное — педагогическое — направление уходит на второй план, а отделение превращается в кузницу кадров официального советского финно-угроведения (в такой его части, как удмуртская лингвистика; подготовке удмуртских литературоведов и тогда, и сейчас уделялось существенно меньше внимания). Выпускники факультета направляются для прохождения аспирантуры в такие центры советского финно-угроведения, как Институт языкознания Академии наук СССР (Москва) и Тартуский государственный университет.

Последний заслуживает специального упоминания, поскольку именно там, по инициативе известного советского финно-угроведа Пауля Аристе была начата работа (по масштабам того времени её можно назвать массовой) по подготовке лингвистов-финно-угроведов из числа представителей финно-угорских этносов для последующей работы в университетах и научных институтах России.

 Характеристической чертой удмуртского отделения/факультета на фоне прочих университетских учебных подразделений является его этно- и социально сегрегированный характер, своего рода апартхейд изнутри. Вступительные испытания спланированы таким образом, что студентом факультета может стать лишь лицо, не просто знающее удмуртский язык, но прошедшее предварительную школьную подготовку в этой области, то есть выпускник национальной школы: обязательной является сдача устного экзамена по удмуртскому языку и литературе, а в некоторых случаях – ещё и диктант на удмуртском языке (без приобретённых в национальной школе навыков успешно выдержать вступительные испытания малореально). Учитывая непрестижный характер специальностей, которым обучают на факультете удмуртской филологии (филолог; преподаватель удмуртского языка и литературы с дополнительной специализацией по русскому языку/литературе, или финскому, или венгерскому, или английскому, или немецкому языкам), такая система практически стопроцентно гарантирует поступление только абитуриентов-удмуртов из сельской местности.

При этом факультет удмуртской филологии является важным поставщиком этнических активистов, претендующих на особую роль (в пику удмуртским журналистам и писателям) в деле регулирования норм современного удмуртского литературного языка и, соответственно, на особое внимание со стороны властей (возглавляют эту группу активистов профессора Валей Кельмаков и Иван Тараканов). В основном из числа сотрудников и выпускников факультета была составлена Термино-орфографическая комиссия, при поддержке республиканских властей немедленно приступившая к реформированию современного удмуртского литературного языка в духе, заставившем всерьёз вспомнить не только националистические упражнения удмуртских пуристов 20-х гг7, но и наихудшие образцы эстонского и венгерского языкового планирования.

Параллельно с удмуртским факультетом функционирует факультет журналистики. Его история тесно связана с историей факультета удмуртской филологии. В УдГУ с 1972 года на базе филологического факультета велась специализация по журналистике. Социально-политические и экономические процессы второй половины 80-90-х гг. повысили роль масс-медиа в жизни страны, способствовали их быстрому развитию. Потребности региона в соответствующих специалистах как раз и должно было удовлетворить отделение журналистики, открытое в 1994 г. на базе факультета удмуртской филологии. В июле 1999 г. оно было преобразовано в факультет.

Факультет журналистики имеет два отделения – русское и удмуртское, с несколько различающимися, с учётом языковой подготовки учащихся, учебными планами. Основным вступительным испытанием является творческий конкурс (с 2001 года проводится в форме творческого сочинения на свободную тему, которое абитуриенты, поступающие на удмуртское отделение, пишут на удмуртском языке).

Организация факультета журналистики создаёт возможность решить три тупиковых для факультета удмуртской филологии момента. Во-первых, одним из направлений в научной и учебной деятельности факультета является литературно-художественная критика и язык СМИ в контексте российского информационного пространства. Таким образом, появилась возможность скомпенсировать недостаточное внимание, уделяемое на факультете удмуртской филологии литературоведению.

Во-вторых, была снята конструктивно заданная на факультете удмуртской филологии этносоциальная сегрегированность: на факультет журналистики могут поступать как горожане, так и селяне, как удмурты, так и русские и представители других национальных меньшинств (при том, что наличие удмуртского отделения подчёркивает специальный статус удмуртского меньшинства), а также и лица с разным уровнем владения удмуртским языком.

В-третьих, открытие факультета было призвано устранить известную нерациональность в реализации карьерных стратегий части сельских абитуриентов-удмуртов. Было бы наивным полагать, что поток сельских абитуриентов, ежегодно создающий достаточно высокий конкурс при поступлении на удмуртский факультет, руководствуются в своём поведении тягой к знанию (и конкретно — к удмуртской лингвистике и литературоведению). Социальная стратегия сельских абитуриентов-удмуртов, поступающих сюда, может быть описана просто: получить диплом о высшем образовании и любым возможным способом закрепиться в Ижевске. Однако наличие диплома факультета удмуртской филологии отнюдь не способствует успеху в трудоустройстве. В результате этого этнически маркированный выпускник предпринимает попытки трудоустроиться в этнически маркированные структуры, и прежде всего — в национальные масс-медиа.

Нерациональность заключалась в том, что для получения высшего образования, позволявшего по окончании курса приступить к журналистской работе, студенту факультета удмуртской филологии приходилось проходить через узконаправленный и жёсткий тренинг, направленный на подготовку профессиональных лингвистов-финно-угроведов, но никак не журналистов.

 Отдельное место занимает исторический факультет, существующий в рамках Удмуртского университета с самого момента его образования (с 1931 года – социально-экономическое отделение, с 1933 г. — историческое отделение, позднее преобразованное в факультет). С середины 1950-х годов и примерно до начала 90-х в числе особо приоритетных направлений работы факультета были история Удмуртии и социально-экономическая история Урало-Поволжского региона, осуществлявшиеся на кафедре истории СССР. С 1972 года на факультете начинается разработка археологического и этнографического направлений с упором исключительно на удмуртский материал. Студентов, интересующихся историей и культурой национальных меньшинств Удмуртии, аккумулируют, таким образом, кафедры отечественной истории дореволюционного периода и новейшего времени (сменившие кафедру истории СССР); кафедра археологии и истории первобытного общества; кафедра этнологии и регионоведения.

При этом, что опять-таки, как и в случае с вузами Удмуртии, довольно показательно, что доля студентов-удмуртов на дневном отделении исторического факультета составляет всего лишь 12.5% (по состоянию на 2000 г.; в том же году доля студентов-удмуртов в целом по университету составила 18.9%). Этнически маркированные исследования осуществляются как удмуртами, так и русскими — число последних, за счёт сотрудников кафедры археологии и института истории и культуры народов Приуралья (формально не входящего в состав исторического факультета), заметно преобладает. Проверка познаний в области удмуртского языка во время вступительных испытаний абитуриентов не проводится, с удмуртским языком в ходе курса обучения студенты-историки не знакомятся (при том, что практика чтения семестровых ознакомительных курсов удмуртского языка на некоторых неэтнических факультетах УдГУ имеет уже многолетнюю традицию)8.

Исторический факультет, после крушения КПСС и СССР и снятия соответствующего идеологического заказа, утратил позицию лидера среди факультетов гуманитарных и общественных наук в Удмуртском университете (хотя, разумеется, он остаётся и будет оставаться более престижным, чем факультет удмуртской филологии). Однако он сохранил свою ценность в следующих двух моментах.

Во-первых, заведующий одной из кафедр исторического факультета (этнологии и регионоведения) проф. Владимир Владыкин с группой учеников и сотрудников рассматривался и рассматривается республиканскими и муниципальными властями как эксперт наивысшей авторитетности в области разработки региональной идеологии (что само по себе малосущественно, поскольку задача разработки такой идеологии в Удмуртии низкоприоритетна) а также в области жизни национальностей и национальной политики республики (что куда более значимо). Так, разработка подчёркнуто этнической по форме и содержанию государственной символики Удмуртии велась при идеологическом обеспечении со стороны Владыкина9. В русле этой же идеологии ведётся теперь и разработка геральдической символики городов и районов Удмуртии10.

Формальными жестами, наподобие допуска к созданию региональной символики, дело не ограничивается. Владыкин и группа его единомышленников с самого начала имели активное представительство в созданном в середине 90-х годов комитете по делам национальностей при Правительстве Удмуртской Республики (ныне комитет преобразован в министерство), в задачи которого входит финансирование и опека национально-культурных обществ Удмуртии. При этом данная группа — как, впрочем, и все другие группы удмуртских этнических активистов-гуманитариев — предпочитает играть на закрытом поле взаимодействия с местной администрацией, тщательно избегая взаимодействия с широкой общественностью, а поскольку за ней не стоит ни финансового, ни какого-либо другого общественно-значимого ресурса, приходится делать вывод, что такая игра происходит с полного согласия власти и на условиях власти, которая нуждается в наличии авторитетного университетского эксперта для легитимизации своих действий в области этнокультурной политики (а университету безусловно выгодно наличие в своей среде фигуры, имеющей такого рода особые отношения с властью).

Итак, исторический факультет, утратив в целом функции «идеологического факультета», вполне сохранил и значительно укрепил их в области региональной этнически-ориентированной идеологии.

Во-вторых, исторический факультет является важнейшим поставщиком кадров для такой этнически маркированной структуры, как Удмуртский институт истории, языки и литературы Уральского отделения Российской академии наук (УдмИИЯЛ УрО РАН). Организационно не входящее в вузовскую систему Удмуртии, это учреждение тесно взаимосвязано с Удмуртским университетом, и прежде всего — с историческим факультетом, который обеспечивает кадрами такие ведущие подразделения института, как отдел истории, отдел этнологии и социологии и отдел археологии. Сотрудники всех трёх названных отделов также рассматриваются государственной и муниципальной властью как авторитетные эксперты в области жизни национальностей, их истории и культуры (с открытием энциклопедического отдела Институт, по сути, стал единственным центром, притом с неоспариваемым статусом, по подготовке изданий энциклопедического характера по вопросам истории и культуры Удмуртии и её народов), при том, что в сферу интересов руководства и сотрудников УдмИИЯЛ входит разработка практически исключительно удмуртской тематики (материальная и духовная культура русских, или, например, татар Удмуртии для института не представляет существенного интереса).

С 1978 года институт бессменно возглавляет д.и.н. Кузьма Куликов — пожалуй, наиболее известный как в Удмуртии, так и за пределами республики удмуртский этнический активист, в разное время испробовавший свои таланты не только в научной сфере, но и как политик, публицист, тележурналист, деятель высшего образования. За долгие годы руководства Куликову удалось сформировать в институте группу известных и остепенённых исследователей (историков, археологов, фольклористов).

В числе наиболее известных этноидеологических проектов, к продвижению которых привлечены научные силы института, должен быть прежде всего назван научно-музейный комплекс «Иднакар», основой которого является чепецкое (IX–XIV вв.) городище Иднакар, объявленное и в течение уже четверти века навязчиво рекламируемое в научных и популярных изданиях, а также в масс-медиа как былой культурный, религиозный и политический центр удмуртов (формально – северных, но по умолчанию – и всех прочих)11. В работах сотрудников института настойчиво проводится мысль об исключительной архаичности культуры удмуртов при подчёркивании её связи с различными престижными культурами (например, с культурой создателей Риг-Веды)12. Государственные власти охотно финансируют связанные с Иднакаром проекты, разработанные в УдмИИЯЛ.

Кроме того, группа Куликова, совместно с группой Владыкина и группой Риммы Голдиной (археологическим лобби на историческом факультете УдГУ), образуют костяк совета по защите докторских диссертаций по специальностям «археология», «этнология» и «отечественная история».

Также велика роль исторического факультета Удмуртского университета в подготовке кадров для Института повышения квалификации и переподготовки работников образования Удмуртской Республики (функционирует с 1934 года как Институт повышения квалификации кадров народного образования Удмуртской АССР, затем как Институт усовершенствования учителей). Институт в современном его состоянии представляет собой научно-методический центр образовательной политики республики, и, в частности, отвечает за разработку т.н. «национально-регионального компонента» в народном образовании республики.

При всех вышеперечисленных структурах Удмуртского университета и Уральского отделения РАН действует аспирантура, что позволяет функционировать успешно системам их самовоспроизводства. Кстати, весьма интересны процентовки аспирантов-удмуртов в Удмуртском университете и Удмуртском институте в сравнении с другими государственными вузами республики, имеющими аспирантуру (1998 год):

Таблица 3.


п.п.

наименование вуза

доля аспирантов-
удмуртов, %

1.

Ижевский государственный технический университет

6.9

2.

Удмуртский государственный университет

10.7

3.

Глазовский государственный педагогический институт

20.7

4.

Ижевская медицинская академия

21.0

5.

Институт усовершенствования учителей

37.5

6.

Ижевская государственная сельхозакадемия

44.9

7.

Удмуртский институт истории, языка и литературы

45.4

 

всего

16.4

Как можно видеть, все перечисленные подразделения связаны с подготовкой специалистов в области гуманитарных наук. Единственным исключением, которое стало возможным с 1998 г. — но лишь как результат персонального энтузиазма известного в Удмуртии экономиста, проф. Юрия Перевощикова, — явилась практика предоставления второго высшего образования (на коммерческой основе) студентам-удмуртам по специальности «менеджер-экономист»13.

Помимо наличия специальных этнически маркированных учебных подразделений, Удмуртский университет со дня своего основания являлся площадкой для реализации Советской властью своей политики предоставления различного рода преференций представителям т.н. «титульных народов».

Как пишет Виктор Пузанов, «сразу же после постановления президиума ВЦИК РСФСР об организации в Ижевске пединститута от 25.03.1931 г. специально созданная при отделе народного образования Вотской автономной области комиссия объявила правила приема студентов на I курс УГПИ. Устанавливался возрастной (не менее 17 лет) и социальный ценз. Кроме того, вводилась специальная национальная графа, долженствовавшая, согласно партийным планам культурного строительства в Удмуртии, кадрово обеспечить непременную и скорейшую удмуртизацию педагогического процесса и всей постановки делопроизводства в республике, существенно поднять образовательный и культурный уровень удмуртов. С этой целью для них устанавливалась наибольшая квота приема — 65%, тогда как для русских только 30%, а для прочих народов нашего многонационального края гарантировалось всего 5%. Но даже эти абсолютно завышенные для одного из этносов нормы «по-стахановски» сразу же были перевыполнены. На первом курсе всех четырех отделений оказалось 73% удмуртов и 27% русских»14.

В дальнейшем столь одиозная практика была прекращена, и республиканское руководство перешло к более тонким и эффективным методам продвижения удмуртского меньшинства. В частности, для абитуриентов-удмуртов устанавливается пониженный проходной бал (в начале 1970-х гг. на историческом факультете общий проходной балл составлял 19 баллов, для удмуртов — 15 баллов). Кроме того, до 1991 года активно действовала обеспечиваемая Советом Министров Удмуртской Республики система внеконкурсного направления удмуртов для обучения в вузах России, в том числе в МГУ. Претендент на внесение в список направляемых лиц должен был успешно сдать экзамены (сама процедура была организована в Удмуртском университете по всем специальностям, кроме журналистики), однако этих претендентов отбирали на своё усмотрение отделы кадров министерств и ведомств, исполкомы советов народных депутатов. В последние годы существования СССР система обеспечивала ежегодную отправку 40–45 удмуртов в 18–19 вузов Российской Федерации (Москва, Свердловск, Казань, Пермь, Ленинград и др.).

Описанная практика квотирования и направления с распадом Советского Союза пришла в непримиримое противоречие с российским законодательством, однако сформировавшийся к тому времени национальный актив упорно не хотел мириться с утратой этих преференций. В 1992 году руководители Всеудмуртской ассоциации «Удмурт кенеш», общества удмуртской культуры «Дэмен» и удмуртской молодёжной организации «Шунды» направили председателям Верховного Совета, Совета Министров и совета ректоров Удмуртской Республики письмо «по проблемам доступа удмуртской молодёжи к высшему образованию», в котором выступили с характерными требованиями:

— предоставить удмуртам при приёме на первые курсы высших и средних технических учебных заведений квоту в размере 30.9% (в соответствии с долей удмуртов в населении республики, за исключением тех факультетов, где, исходя из квалификационных требований (т.е., очевидно, из требования знания удмуртского языка) доля удмуртов должна бы составлять 100%;

— направлять по квотам в другие вузы России, СНГ и «дальнего зарубежья» только удмуртов, притом непременно владеющих удмуртским языком.

Разумеется, высказанные в такой форме требования были решительно невыполнимы, однако тогдашнее руководство Удмуртской Республики мыслило совершенно в тех же категориях, что и удмуртские этнические активисты, по какой причине и приняло меры к частичному удовлетворению требований. Постановление Совета Министров Удмуртской Республики № 200 от 26 мая 1992 года «О приёме в высшие учебные заведения в 1992 году» предписывало поручить министерствам и госкомитетам подобрать кандидатуры из «лиц удмуртской национальности» для направления в вузы с целью «подготовки кадров», а также ввести в государственных вузах квоту 10% «как целевой набор». Это постановление вызвало критику со стороны «Удмурт кенеша» как половинчатое.

Проблема, однако, была в том, что постановление № 200 уже в самый момент своего появления выглядело очевидным анахронизмом. От публичной практики квотирования по национальному признаку пришлось отказаться вовсе — её стал заменять менее хлопотный и более удобный для чиновников целевой набор15. Не последнюю роль в этом сыграла необходимость различного подхода к удмуртам — жителям Удмуртии, и к удмуртам, проживающим за пределами республики, что было вызвано экономическими изменениями в жизни россиян. Постановление Правительства Удмуртской Республики № 133 от 10 февраля 1997 г., учитывая экономические сложности и очевидное отставание сельских абитуриентов по части довузовской подготовки от абитуриентов городских, принимая во внимание необходимость обеспечения села кадрами, предписывало руководству республиканских госвузов сохранять квоту для абитуриентов-селян в размере одной трети мест16. Впрочем, это постановление осталось в основном на бумаге. Уже через год руководство УдГУ официально заявило, что постановление № 133 не может быть выполнено ни на одном факультете17.

Для сохранения удмуртского эдукативного ареала (в который, помимо удмуртов Удмуртии, входят также татарстанские, башкирские, отчасти марийские и пермские удмурты — но не удмурты Кировской области!) этого, таким образом, было недостаточно. Если раньше абитуриенты-удмурты из сопредельных республик проходили при поступлении через общий конкурс, то теперь (1993–1994 гг.) поступление части абитуриентов на льготных условиях в вузы Удмуртии регулировалось соглашениями между министерством народного образования Удмуртии и министерствами образования Татарстана, Башкортостана и Марий Эл.

Впрочем, и целевой набор не стал магистральным направлением в деятельности Удмуртского университета по расширению образовательной деятельности, поскольку руководство вуза сделало ставку на развитие сети филиалов. В 1990-ые годы филиалы Удмуртского университета открылись в Кудымкаре, Чайковском (Пермская обл.), Нижней Туре (Свердловская обл.), Губкинском (Тюменская обл.), а также на территории Удмуртии в Воткинске, Можге и Сарапуле. Как видим, южное направление ( в сторону проживания удмуртов Татарстана, Башкортостана и Марий Эл) не вызвало у руководства вуза существенного интереса.

Невозможно не отметить и то, что инициативы республиканского правительства по выстраиванию особых схем получения высшего образования представителями удмуртского национального меньшинства воспринималась руководством университета без особого энтузиазма. Можно только догадываться, как сложилась бы ситуация, если бы правительство не оказывало давление на вуз: ведь если рассмотреть те структуры и тех лиц, которые непосредственно заняты воспроизводством удмуртской этничности в Удмуртском университете, не самих по себе, а на общем фоне грандиозной университетской машины, с её бессчётными подразделениями (максимальное число только факультетов и институтов в рамках УдГУ в конце 90-х – начале первых годов доходило до 21-го), громоздким бюрократическим аппаратом (максимальное число проректоров число доходило в тот же период до 11-ти), если попробовать исчислить ту роль, которую удмуртский этнический компонент играет в бьющей ключом университетской жизни, то иллюзорный, символический характер «удмуртскости» Удмуртского университета станет вполне очевидным18. На эту ситуацию наложил свой заметный отпечаток процесс безудержной коммерциализации вузов, очень сильно ощущающийся в Удмуртском университете. Между тем любая программа, ориентированная на предоставление удмуртскому меньшинству каких-либо преференций (а более конструктивных путей с 1989 года так и не было никем предложено), потребует от университета только лишних расходов, не дав ему ни экономического, ни социального эффекта.

Сказалось здесь и то, что пути вузовской (и академической) этнической элиты и удмуртского национального движения, возникшего в 1989 году на волне перестроечных процессов, в значительной степени разошлись (что имеет своё историческое объяснение). Укажем в связи с этим на два показательных обстоятельства.

Если исключить упоминавшееся выше письмо руководителей удмуртских национальных организаций с требованием ввести квоту для представителей удмуртского этноса, то за 15 лет существования удмуртского национального движения формирование системы этнически ориентированного высшего образования не стало не только фактической целью этого движения, но даже и декларативной. В многочисленных резолюциях и обращениях всеудмуртской ассоциации «Удмурт кенеш» и всеудмуртского съезда тема этнически ориентированного высшего образования остаётся совершенно незатронутой. Поскольку социальная база «Удмурт кенеша» (оставляем тут в стороне вопрос об эффективности и авторитете этого органа) намного шире узкой прослойки университетской и академической удмуртской гуманитарной интеллигенции, и включает в себя, помимо последней, также представителей управленческих, хозяйственных слоёв, журналистов, предпринимателей, учительства и т.д., то, по-видимому, одним из объяснений этого факта можно представить общую и хорошо известную незаинтересованность удмуртов в получении высшего образования.

В самом деле, по данным переписи 1989 года, среди удмуртов Удмуртии доля лиц с высшим образованием составляла 5.2%, а для русских Удмуртии этот же показатель составлял 9.8% — и это при том, что Советская власть энергично работала над усилением прослойки удмуртов, имеющих высшее образование: за 30 послевоенных лет доля удмуртов, имеющих высшее образование, увеличилась в 8.5 раз (для всего населения России этот показатель увеличился только в 4.6 раза). Во время проведённой в 1994 году микропереписи выяснилось, что удмурты, по доле лиц с высшим и незаконченным высшим образованием, занимают в списке национальностей России предпоследнее место, больше чем вдвое уступая по этому показателю русским.

С другой стороны, прослойка университетской и академической удмуртской гуманитарной интеллигенции не выдвинула никакой привлекательной для удмуртских масс (в том числе и прежде всего для руководящей и хозяйствующей части национальных активистов) программы, сосредоточившись на получении разноцелевого финансирования от государственных структур.

Наконец, следует сказать о том, что выстроенная за годы советской власти система подготовки и воспроизводства этнически маркированных кадров в сфере науки, культуры и искусства с самого начала носила высокоэнтропийный характер, иными словами, не могла существовать самостоятельно, практически не имела внутренних ресурсов для развития, находясь на содержании и напрямую управляясь властями (прежде всего – партийными). Постоянные обвинения в адрес властей в «зажиме» удмуртов, удмуртской культуры и т.п., звучащие из уст некоторых этнических активистов (в том числе и из научной среды) следует поэтому понимать правильно: государство отнюдь не отказывается от поддержки удмуртской элиты, но размер, а также принцип подбора адресатов этой поддержки национальную элиту решительно не удовлетворяет (а удмуртское государство, поставленное за десятилетия «реформ» во многом отношении в критическое положение, не в состоянии дать ей большего). В свою очередь, национальная элита желала бы, получая государственную поддержку, не нести абсолютно никаких социальных обязательств. Это заставляет по-новому взглянуть на поведенческие комплексы удмуртской национальной элиты (поражающая стороннего наблюдателя пассивность, соединённая с утопичностью, “маниловщиной” в проектировании и стремлением действовать в максимально закрытом от общества режиме, находит с учётом отмеченных обстоятельств вполне удовлетворительное разъяснение).

Итак, действие этнического фактора, безусловно, сказывается на облике учреждений высшего образования Удмуртии, как того и следовало ожидать для национальной республики. Однако оно имеет существенные особенности. Во-первых, наиболее выраженные формы (прежде всего, организационные) последствия действия этого фактора принимают только в Удмуртском университете – единственном вузе республики с развитой системой гуманитарных учебных и научных подразделений. Во-вторых, значимость «удмуртского фактора» в области гуманитарных исследований и в соответствующей околонаучной жизни отнюдь не гарантирует каких-либо преференций абитуриентам-удмуртам при поступлении в вуз, а работникам вузов – при продвижении по карьерной лестнице (так, на сегодняшний день количество деканов и руководителей других важных подразделений университета — этнических удмуртов — в Удмуртском университете ничтожно, а среди проректоров — нет ни одного). В-третьих, наблюдается почти полное отсутствие «удмуртской специфики» в деятельности тех подразделений, которые не ориентированы непосредственно на подготовку будущих деятелей национальной элиты. При этом сама подготовка таких деятелей осуществляется не вследствие общественного давления — подавляющая часть абитуриентов-удмуртов избирает себе этнически немаркированные медицинские, технические, сельскохозяйственные, филологические (зарубежная и русская филология, журналистика) и др. специальности19 – а как результат реализации социального заказа республиканских властей.

Таким образом, в Удмуртии не удмуртская национальная элита отвоёвывает себе преференции, используя вузовскую систему как социальный лифт или инструмент влияния, а республиканская власть (иноэтничная, по преимуществу) считает нужным по доброй воле поддерживать удмуртскую элиту, отводя при этом вузовской системе роль инструмента реализации своих, во многом унаследованных ещё из советских времён, этнополитических идеологем.

Примечания

1. О терминологии см.: Анфертьев А.Н. Пролегомены к изучению этнической истории // Этносы и этнические процессы . Памяти Р. Ф. Итса. Москва, Издательская фирма "Восточная литература", 1993. С. 62-69; доступна также интернет-версия этой публикации: http://www.udmurt.info/library/anfertieff/prolegom.htm

2. Разработка методики соответствующего социологического исследования, как и сбор данных по релевантным нормативно-правовым актам и их анализ, представляют собой отдельную большую работу, которая не могла быть реализована в рамках настоящего исследования. Будущим разработчикам данной тематики в Удмуртии следует, несомненно, учесть существующий позитивный опыт других регионов (см. напр.: Байкальский регион: правовое поле этнополитической ситуации (1992-2001) / Автор-составитель Ю.Н. Пинигина. М.; Иркутск. Наталис, 2002).

3. Смирнова С.К. Феномен Удмуртии. Этнополитическое развитие в контексте постсоветских трансформаций. Рос. акад. наук. Центр по изучению межнац. отношений Ин-та этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая; Науч. ред. М. Н. Губогло; Авт. предисл. В. Е. Владыкин. М.; Ижевск, 2002.

Феномен Удмуртии / С.К. Смирнова, В.Е. Владыкин, М.Н. Губогло и др.; Под общ. ред. М. Н. Губогло; Рос. акад. наук. Центр по изучению межнац. отношений Ин-та этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая.

Т. 2: Постижение суверенности: становление государственности Удмуртской Республики. Кн. 2. Сфера исполнительной власти. М., 2002.

Т. 3: Идеология и технология этнической мобилизации. Кн. 1. Удмуртское национальное движение. Надежды. Возможности. Реалии. М., 2002.

Т. 3: Идеология и технологии этнической мобилизации. Кн. 2. Удмуртское национальное движение и финно-угорское сообщество. М., 2003.

Т. 3: Идеология и технологии этнической мобилизации. Кн. 3. Единство и многообразие этнических мобилизаций: уроки пройденного пути. М., 2003.

Т. 5: Нациестроительство и межэтнические отношения: Материалы науч.-практ. конф. и «круглых столов». М., 2003.

См. также: Губогло М.Н., Смирнова С.К. Парадоксы этнополитической трансформации на исходе XX века. Рос. акад. наук. Центр по изучению межнац. отношений Ин-та этнологии и антропологии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М., 2001.

4. Автор считает своим приятным долгом поблагодарить оказывавших ему содействие сотрудников краеведческого отдела Национальной библиотеки Удмуртской Республики.

5. Некоторые цифры представлены в: Удмуртия в годы реформ 1990-200. Рук. проекта Л. П. Порцева; Редкол.: Л. Г. Захарова и др.; Науч. ред. А. Д. Кириллов; М-во нар. образования Удм. Респ. Ижевск; Екатеринбург: Сократ, 2002. С. 222.

6. Там же, с.225.

7. См. об этом: Сахарных Д.М. К эволюции языковой политики удмуртской интеллигенции // Современные социально-политические технологии в сфере формирования толерантного общественного сознания. Материалы VII научно-практической конференции 1 февраля 2002 года. Ижевск, 2002. С. 130-133; доступна также интернет-версия этой публикации: http://www.udmurt.info/texts/evolut.htm ; Сахарных Д.М. Модернизация удмуртского общества: посильные соображения на тему // Государство и Общество. История. Экономика. Политика. Право. 1. СПб.-Ижевск, 2000. сс. 221-225; доступна также интернет-версия этой публикации: http://www.udmurt.info/texts/modern.htm

8. См. об этом: Сахарных Д.М. Удмурт кылэз дышетыны малпад ке…// Кенеш, 1997, № 6. Ижевск.

9. Им же был написан удмуртский вариант текста государственного гимна республики, о чём в присутствии многочисленных свидетелей и самого профессора заявил 20 марта 2004 года спикер удмуртского парламента Игорь Семёнов; официально автором текста считается супруга профессора.

10. См. подборку публикаций на сайте «Геральдика Удмуртии». http://geraldika.udmurt.info

11. См. об этих историко-культурных претензиях: Белых С.К. История «древнеудмуртской государственности» как продукт мифотворчества // Современные социально-политические технологии: проблемы теории и общественной практики. Всероссийская научно-практическая конференция 26 апреля 2005 г. Ижевск, 2005. С. 10-16. Доступен интернет-вариант данной публикации: http://www.udmurt.info/library/belykh/arkn.htm

12. См. напр. Иванова М., Куликов К. Тайны умолкнувших символов. Ведийские корни удмуртской мифологии // Памятники Отечества. Полное описание России. Удмуртия. М., 1995. С.28-34.

13. См. об этом: Миннигараева Е. Удмурт кивалтисьёс кытын? Татын // Удмурт дунне, 2002, 20 февраля. Ижевск.

14. Пузанов В.В, Верижникова И.В. История Удмуртского государственного университета: Крат. очерки. 1931-2001 гг. М.; Ижевск: НИЦ «Регулярная и хаотическая динамика», 2001. С.30

15. Тем не менее, рецидивы прежней системы наблюдались ещё несколько лет (см. напр. постановление Правительства УР № 424 «О направлении национальных кадров на учебу в ведущие ВУЗы Российской Федерации и за рубеж» от от 20 июня 1996 г., № 92 «О направлении национальных кадров на учебу в Тартуский университет» от 14 июля 1995 года № 92.

16. Разумеется, в самом постановлении были использованы более обтекаемые формулировки: «В целях содействия государственным организациям и учреждениям в подготовке кадров для решения социально-экономических проблем республики учебные заведения выделяют в рамках контрольных цифр приема до 30 процентов мест для целевого приема, организуют на эти места отдельный конкурс и, при необходимости, используют для этих целей подготовительные отделения. Правила приема на выделенные места устанавливают учебные заведения».

17. Владимир Байметов: «Удмурт нылпиослы юрттоно» // Удмурт дунне, 1998, 4 апреля.

18. Это осознают и некоторые деятели национального движения. Так, прежде ижевским, а ныне альметьевским археологом Кронидом Корепановым — очевидно, под влиянием аналогичных дискуссий в Татарстане — выдвигался утопический проект организации Удмуртского народного университета, где преподавание шло бы в истинно удмуртском духе, в отличие от существующей практики Удмуртского университета.

19. Разумеется, это не значит, что такой абитуриент, став студентом (а впоследствии — преподавателем или сотрудником) этнически немаркированного подразделения, не попытается извлечь пользу из своей национальной принадлежности: так, в институте социальных коммуникаций Удмуртского университета периодически защищаются дипломные работы с удмуртским этническим уклоном (посвящённые удмуртской свадьбе, удмуртскому народному танцу и т.п.), известно также о подготовке кандидатской диссертации по теме «Локальная удмуртская культура в эпоху постмодерна», и есть все основания полагать, что число работ подобного рода — написанных этническими удмуртами на удмуртскую тематику – со временем будет только расти. Однако это — пример тактического, а вовсе не стратегического выбора этнических удмуртов.



У нас цена диплома о высшем образовании включает доставку. — У нас вы можете получить диплом о высшем образовании с проводкой по низкой цене.

Подпишись!
Будь в курсе новостей сайта «Удмуртология»
и других удмуртских интернет-проектов


Рассылки Subscribe.Ru Рассылки Yahoo!
Новости удмуртского
национального интернета



Новости удмуртского
национального интернета



URL данной страницы:
http://www.udmurt.info/texts/vuzy.htm


наш баннер
Udmurtology
каталоги
Rambler's Top100
Находится в каталоге Апорт
AllBest.Ru






WebList.Ru
 
Denis Sacharnych 2002-2009. Положение об использовании материалов сайта